Со второго по четвертый класс я учился в Новодеревенской начальной школе (ныне там размещается школа искусств), в 800 метрах от дома. Ходили обычно по тропе вдоль дороги, соединяющей деревню с городом.
Стояло изумительное бабье лето 1950 года. В один из таких дней мы с одноклассниками пошли не обычным путем, а в обход поселка по внутреннему краю окружавшего его оврага. Заборы вокруг домов были еще редкостью, и вскоре мы подошли к двум величественным деревьям с раскидистыми кронами. Волнообразные края их крупных листьев завораживали. Но еще больше зачаровывали плоды – желуди, которые я увидел впервые. Это было настоящее чудо! Большое плотное семя и в такой тонкой, но прочной оболочке! А еще у каждого семени свой уютный домик в форме чашечки.
Под ногами шуршала дубовая листва. Было тихо, мирно и благостно. В моих воспоминаниях эти два дуба остались одними из самых памятных. А ведь и всего-то: два дуба…
На следующий год дубы огородили колючей проволокой , еще лет через пять – двухметровым забором. А еще через двадцать пять лет их спилили – на этом месте построили девятиэтажный дом. Но в моей памяти два дуба остались навсегда.

В 15 лет мне захотелось самому посадить какое-нибудь дерево. Разумеется, я выбрал для этого дубок. Нашел я его в густом березняке за речкой Скалбой (я и сейчас мог бы указать точное место, где он рос). Ему было, как и мне – пятнадцать лет. И посадил я его у дороги – чтобы лет через сто путник смог бы под ним отдохнуть. Ко времени моей эмиграции он был уже большим 40-летним деревом. Но когда в конце 90-х годов я впервые после долгой разлуки приехал в Пушкино, своего дуба я не увидел – на его месте стоял торговый ларек...

Однако на второй родине мне определенно повезло: на купленном земельном участке росло множество дубов и дубков, а два из них, к моей величайшей радости, имели точно такие же листья, как и у тех, из далекого прошлого…

Году в 1972-м на Белорусской студии научно-популярных фильмов вышел документальный фильм под названием «Зимний дуб». Никаких действующих лиц, только голос за кадром. И неравнодушные мысли обо всем на свете языком зимнего леса… Сегодня я уже не могу припомнить всех деталей, но на всю жизнь запомнилась сила впечатления от фильма.

Дубовая история закончилась так. Моя родственница Валя привезла мне во Францию маленький дубок из пушкинского леса. И, может быть, лет через триста, когда дубок станет величественным деревом, кто-то из ребятишек откроет для себя это чудо с большими листьями с волнистыми краями и чем-то не похожим на своих собратьев…

Акация желтая

Этот малоприметный кустарник ворвался в мою жизнь весной 1947 года, когда под окнами малынского дома распустились нежные и опушённые листочки с ароматом весенней свежести. А когда появились желтые цветы, для нас, полуголодных, еле дотянувших до весны, наступил настоящий праздник: цветы, напоминавшие по вкусу горох, казались настоящим лакомством. Позднее, когда появлялись стручки вместо цветов, мы из них делали свистки-пищалки. Это было целое искусство, которым увлекались все дети.
А какое удовольствие мы получали от лазания по густым раскоряченным кустам! После переезда в Пушкино, на мою великую радость, перед Новодеревенской школой тоже росло несколько больших кустов, и в десятиминутную перемену почти все дети устремлялись к ним, чтобы полазить. А взрослые, конечно, в лучшем случае недоумевали, в худшем – просто прогоняли… Ну никак они не могли понять, чего же такого интересного находят дети в лазании по деревьям...

Сирень

Сирень пришла следом за акацией. На мою зависть она росла у малынских соседей Мухиных. Ах, какой упоительно-утонченный запах разливался по улице в теплые майские вечера! Южнее Оки эти цветы заменяли деревенским девушкам французские духи.
Сирень сиреневого цвета была обычна, а вот белого цвета была редкостью. Теперь я уже не различаю их по запаху, а тогда различал: аромат сиреневой сирени был сильнее, а белая немного отдавала ванилью (хотя с запахом самой ванили я познакомился лет через пятнадцать).
Однако более глубокий след сирень оставила в моей памяти тем, что она чаще всего росла по грустным местам – на руинах древних домов и заброшенных кладбищах, которые я любил посещать в одиночестве…