Христофор Колумбич – незаурядная личность. Судя по его телосложению, он должен был быть, в молодые годы, отменным атлетом. Теперь же он стал горбатым, с поникшей, совершенно седой головой. По образованию он был профессором медицины и в силу этого единственным врачом в нашей гимназии.
По старинке он носил пенсне, а когда надо было выписать рецепт, то надевал на горбатый нос вторые очки. Когда к нему обращались за порошком (тогда облаток еще не было) «для головной боли», то он, не церемонясь, выгонял посетителя из своего кабинета. Случилось, что у моего соученика сильно разболелась голова, и он обратился к Христофору Колумбичу, который его выставил за дверь. Бедняга, не получив помощи, обратился с жалобой на врача к отцу Георгию Шавельскому, директору гимназии.
– Все они приходят ко мне и просят порошки для головной боли, –ответил доктор. – У меня таких порошков нет! Зато есть порошки от головной боли!
Эта «истина» мгновенно разлетелась по гимназии. С этого момента перед кабинетом была постоянная очередь.
Мы играли во дворе, перед интернатом. Пришел Христофор Колумбич. Я почтительно снял фуражку и четким голосом приветствовал профессора: «Здравствуйте, Христофор Колумбич»! Профессор сделал несколько шагов, остановился и обратился ко мне: «Что ты сказал»? Я повторил мое приветствие. Профессор ничего не сказал и продолжил свой путь. Я же, с гордостью и некоторой долей бахвальства, посмотрел на моих сверстников: «Он обратился ко мне, а не к вам»!

После моего приветствия прошло около недели. Вызывает меня директор гимназии, отец Георгий Иоаннович Шавельский и говорит, «Скажи твоему папе, что я хочу его видеть». Я передал «приглашение» отцу, который моментально спросил: «В чем дело»? «Не знаю, – ответил я, – кажется по поводу платы за правоучение». «Попроси отца Георгия меня извинить, но сейчас я не могу прийти».
Отец Георгий мне дал запечатанный конверт и сказал: «Передай это письмо папе». Двумя днями позже папа был в кабинете отца Георгия. Слышу не смех, а хохот отца Георгия и папы. Что они там друг другу рассказывают? Дверь кабинета открывается, у собеседников серьезные лица.
– Ты что это себе позволяешь? – спросил отец. – Как ты смеешь не уважать пожилых людей? Если бы мы не были в кабинете отца Георгия, то я бы тебя выдрал как следует. Ты обязан искупить твою вину, попросив прощения. Отец Георгий тебя удаляет из гимназии на три дня. Уходи, оставь нас.
Я был в недоумении. О каких пожилых людях шла речь? Почему они так громко хохотали, а мне сулили порку?
Когда я появился вновь в гимназии, то отец Георгий меня вызвал и сказал: «Завтра придешь в учительскую и попросишь профессора извинить тебя за непристойную выходку».
Какая это такая непристойная выходка?

Я пришел в учительскую. Все преподаватели были в сборе. Был и профессор.
– Ну, – сказал отец Георгий, – попроси прощения у…
И батюшка замолчал!
Наступила секунда абсолютной тишины!
– У Петра Христофоровича, – подсказал Петр Модестович, преподаватель истории.
– Да, да, у Петра Христофоровича! – спохватился отец Георгий.

Профессор мне простил «мою вину».
Напряжение в учительской комнате спало, все сразу заговорили.
– Ты, чуть было и меня не сбил с толка, – шепнул мне отец Георгий, и добавил: – скажи папе, что все прошло благополучно.
Отцу я ничего не передавал, с какой радости я ему дам очередной козырь в руки?!
Тут я понял, в чем была зарыта собака! А вы, тоже поняли?

Как сказал бы Александр Алексеевич: «Тихохонького Бог нанесет, а шибенький сам наскочит»!