Вход | Регистрация
logo
Журнал пользователя:  Виктор Сорокин

Анатолий Максимов. ТАК БЫЛО… 4. Пещера   29.10.2007 02:39
Константинопольская Крестовоздвиженская русская гимназия переехала из Турции в Болгарию, в город Пeщеру (ударение на первом слоге) на западном склоне Родопского хребта.
Недалеко от этого города находится город Батак, место национального паломничества в память погибших революционеров во время турецкого ига. Предание говорит о том, что турки воздвигли в центре города, в назидание потомству, огромную пирамиду из отрубленных голов и что кровь казненных текла ручьями по наклонным улицам! В местном краеведческом музее существуют доказательства турецких зверств.

В конце двадцатых годов я перешагнул порог Пещерской гимназии
Осенние занятия начинались 15 сентября. Меня же почему-то отвезли в гимназию за несколько дней до разъезда учеников и преподавателей на летние каникулы. Вскоре нас осталась самая малость, и мы развлеклись, как могли.

Гимназия размещалась в бывшей казарме. Это было длинное двухэтажное строение, разделенное на две части: мужскую и женскую. Первый этаж мужской половины был отведен под домашнюю церковь и классные комнаты. На втором этаже был дортуар с металлическими кроватями вокруг стен и набитыми соломой тюфяками. Отапливался дортуар тремя большими печками цилиндрической формы. Зимой для отопления такого помещения выдавалось по три полена на каждую, что "смягчало" ощущение холода, но помещение не нагревалось. Поэтому с наступлением ночи мы пробирались на древесный склад и "доставали" по дополнительному полену (а иногда и по два!), после чего мы были уверены, что в дортуаре стало теплее!
С обоих концов казарменного помещения были пристройки, что ему придавало вид растянутой буквы "П". В одной из них помещался продовольственный склад и рядом с ним кухня. В другой пристройке помещался кабинет врача, доктора Беляева, и лазарет.

В стенах этой гимназии произошли мои первые контакты с подобными мне подростками, и здесь я получил первые уроки совместной жизни "маленьких мужчин".
Помню, мы играли в "казаки-разбойники". Суть игры заключалась в том, что разбойники убегали, а казаки их ловили ("пятнали"). Меня догнал казак и запятнал. По правилам, я должен был выйти из игры, но я этого не сделал - я не был знаком с правилами. Казак догнал меня и сказал: "Я тебя запятнал, и ты должен выйти из игры". "Ты меня не запятнал", - ответил я. Казак резко повернулся и сказал: "Я не буду больше играть с тобой, ты говоришь неправду"!
Какой урок для семилетнего мальчишки!
На следующий день я подошел к казаку и сказал, что больше не буду говорить неправду, и мы помирились.

Примерно в то же время у меня была иная история. Я слышал, чуть ли не на каждом шагу, "ей-Богу", а что это означало - я не знал. Я подошел к Виктору и сказал:
- Витя, твоя мама приехала!
- Врешь!
- Ей-Богу, приехала!
Витя взял мою голову "в ключ", отвесил несколько чекуш (чекуша - это скользящий удар по голове средним суставом сжатых в кулак пальцев) и сказал:
- Я круглый сирота, у меня нет ни мамы, ни папы! Ты не только обманул меня, но еще призвал Бога принять участие в твоей лжи. Запомни, врать - это очень плохо!
Два урока морали за такой короткий срок!

Витя был небольшого роста, коренастым и физически сильным подростком. Я узнал, что он сидит четвертый год в старшем приготовительном классе по милости педагогического совета. В те времена, в конце двадцатых годов, доучивались воспитанники кадетских корпусов, гимназий и добровольцы, служившие в Белой армии, которые не успели закончить среднее образование и получить аттестат зрелости.
Поэтому начальство относилось "с некоторым пониманием" к затяжной учебе и даже допускало некоторые льготы, как, например, разрешало ношение военной формы тех частей, в которых они служили в Белой армии; они не несли дежурства ни по дортуару, ни по столовой. Кроме того, они имели право курить в отведенном для этого помещении - "курилке".

По субботам вечером и по воскресеньям утром была церковная служба, длительная и утомительная, и велась она на непонятном для нас языке. Мы прибегали к различным уловкам, лишь бы быть освобожденным от стояния в церкви. Но постепенно мы освоили славянскую азбуку и церковный язык - служба стала доходчивей!

В гимназии были круглые сироты всех возрастов, были дети бедных родителей, которым предоставлялась возможность отдать детей на бесплатные проживание и обучение; были дети если не зажиточных, то, во всяком случае, не бедных родителей. Некоторые родители присылали время от времени "своим детям" продовольственные посылки с колбасой, домашними сладкими пирогами или с домашними печеньями, с банками варенья и пряниками.
Некоторые дети, "из богатых", вели себя совершенно нормально по отношению к сверстникам - делились полученным добром. Бывало, получит такой повестку о прибытии посылки на почту, и все толпой шли ее получать. Вернувшись с почты, посылку раскрывали, и ее содержимое раскладывали по числу участников, на равные кучки. Затем "хозяин" посылки отворачивался и отвечал на вопрос: "Кому?".
Но не все поступали так. Иные, "подлизы", делились посылками только со своими покровителями, которые в ответ должны были опекать и защищать "малыша" от агрессии их сверстников. Таким подлизам дорога к участию в общих играх была закрыта, им устраивали молчаливый бойкот. При их появлении игры автоматически прекращались, все расходились и затем собирались заново немного поодаль. В таких случаях покровители были только беспомощными свидетелями решений жестокого, но справедливого детского суда.

Одно из любимых занятий перед сном заключалось в том, что воспитанники средних классов ловили "зеленых" (недавно прибывших малышей) и устраивали им "полет домой" - увидеть маму и папу! Для этого они усаживали малыша на скамейку, завязывали ему глаза и спрашивали: "Кого ты хочешь увидеть - маму или папу"? Малыш, говорил: "Маму и папу". - "Вместе нельзя! Выбирай, кого сначала". Малыш выбирал. Скамейку чуть-чуть приподнимали и раскачивали. Это изображало полет домой! Малыш ухватывался за скамейку, получал слабый удар книгой по голове, и его сталкивали на пол. Ему объясняли, что он поднялся очень высоко и поэтому ударился головой об облако!
Я тоже был зеленым, тоже "летал домой" и тоже ударялся головой об облака!

Говорить о том, что мы вели голодное существование, было бы неправдой. Однако то ли у гимназии не было дополнительных финансовых средств на обильное питание, то ли молодежь в такие годы оказывается особенно прожорливой - чувство пустоты в желудке было постоянным явлением. Нам ежедневно выдавалось "усиленное питание" в виде столовой ложки рыбьего жира (вкус которого у меня по сей день сидит поперёк горла!), который мы заедали соленым гренком, и два-три раза в неделю по куску жирного, вяленого тунца.
Особым успехом пользовались, кроме рубленых котлет, манная и рисовая каши на молоке. Были домашние, квашеные и маринованые овощи, соленые огурцы, сливовое повидло и, конечно, кислая и квашеная капуста. Однако ощущение голода нас толкало на охоту за "свежим изюмом", т.е. за недособранным виноградом. Такая экспедиция была связана с определенным риском - получить заряд бертолетовой соли, которую употр[цензура]ли сторожа виноградников.
Был и другой способ "улучшить ежедневное меню": кто-нибудь из старших учеников "брал под своё крыло" малыша и становился его "покровителем", а малыш - его "лошадкой". Моим покровителем был Толя Яловенко, ученик седьмого класса, по прозвищу "Кунак". Он ходил в косоворотке и подпоясывал ее узеньким ремешком с серебряными наконечниками. "Покровители", договорившись между собой о теме поединка, устраивали соревнование между "лошадками". Темой соревнования могла служить таблица умножения, стихотворение или еще какой-либо сюжет. В назначенное время "начинался бой": каждая "лошадка" в установленном порядке декламировала выученное стихотворение или трудилась над таблицей умножения, или играла в шахматы (которые меня пленили с тех пор и по сей день), или выполняла что-либо еще. Побеждала та "лошадка", которая совершала наименьшее количество ошибок. Покровитель получал два куска сахара от побежденного, и делился полученным добром со своей "лошадкой". Некоторые играли на порцию котлет или на порцию манной каши, но Кунак отказался раз и навсегда принимать участие в "таких скачках".

Ежегодно, 17-го декабря, в день святой Варвары, покровительницы гимназии, устраивался бал: вся церковная утварь сносилась в одну из классных комнат, а в конце зала устанавливалась сцена. После культурно-литературного отделения были танцы под звуки гимназического струнного оркестра. Во время перерыва разыгрывалась лотерея: кусок туалетного мыла или коробка зубного порошка, или тетрадка с ручкой и несколькими перьями, или еще какая-то мелочь.
Все призы были в соответствии с возможностями "чрезвычайного" бюджета. Однако бывали исключения: моя одноклассница Таня Жеваник выиграла спичечную коробочку и расплакалась, а потом узнала, что в коробочке были ручные часики!

На Рождество устанавливалась елка "до потолка" - для тех, кто не имел возможности уехать на праздники домой. Кулек - с мандарином, с несколькими шоколадными конфетами и немного леденцов и орехов -сглаживал отсутствие домашнего уюта.

На большие праздники, рождественские и пасхальные, за нами приезжали наши кричимские родители.

Время от времени благотворительные американские организации присылали вещи, среди которых была и обувь. Эта обувь нам выдавалась в начале осенних занятий. С наступлением же теплых дней мы ее сдавали на хранение. Остальное время мы ходили, бегали и играли в футбол (тряпичным мячом) босиком.

Был конец зимы. В один из таких дней, разгоряченный от беготни, я лег на скамейку отдохнуть и заснул. На следующий день во время занятий я почувствовал озноб, приятную вялость и желание спать. Помню, что Яков Иванович мне задавал какие-то вопросы, на которые я не смог ответить. Он подошел ко мне, приложил руку ко лбу и отвел в лазарет.
Оказалось воспаление легких в острой форме!
Я смутно помню, что мне клали горчичники на грудь и ставили банки на спину. Приехала мама, которой позволили устроиться рядом со мной. Много позже я узнал, что со мной произошел обморок, что я пролежал несколько дней без сознания. А очнулся я во время благодарственного молебна, заказанного мамой. Вспоминаю, что после ухода священника сестра милосердия "грубо" разговаривала с мамой, упрекая ее в том, что священник был приглашен без ее ведома!
Когда я немного окреп, меня отвезли домой.

Моя болезнь совпала с последней третью учебного года и с выпускным экзаменом после окончания приготовительных классов. Меня освободили от этого экзамена и перевели в следующий класс - первый класс "настоящей" гимназии!

Директором Пещерской гимназии был Александр Николаевич Ермолов. Моим воспитателем - Александр Иванович Федотов. Моя учеба была в руках Якова Ивановича Крохина: он мне показал первые буквы азбуки, помог составить первый слог и не скрывал своей радости, когда я, по его подсказу, составил первое существительное - мама! Он же, Яков Иванович, вел мою руку при написании первой полубуквы на наклонно разграфленной странице тетрадки.
Как мне им выразить, в нескольких словах, глубину моей признательности и благодарности за их бескорыстный и жертвенный труд?!
К этой работе пока нет ни одного комментария.
Ваше мнение будет первым!

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи!

Если Вы зарегистрированный пользователь, то вам необходимо войти на сайт с помощью следующей формы:


Если Вы на сайте впервые, то Вам необходимо пройти РЕГИСТРАЦИЮ.


Возможно Вас заинтересует:
 Фотоальбомы пользователя Виктор Сорокин






© 2024. «PUSHKINO.ORG». Все права защищены.
Реклама: reklama@pushkino.org
Использование любых материалов только с письменного разрешения администрации www.pushkino.org.
Мнение администрации не всегда совпадает с мнением автора. Администрация не несет ответственности за достоверность опубликованной информации и за отзывы, оставленные посетителями под материалами, публикуемыми на сайте.



Реклама